Н. Елисеев - Николай II без ретуши

Манифест об отречении:

В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу Родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь героической нашей армии, благо народа, все будущее дорогого нашего Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца. Жестокий враг напрягает последние силы, и уже близок час, когда доблестная армия наша совместно со славными нашими союзниками сможет окончательно сломить врага. В эти решительные дни в жизни России почли мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы, и в согласии с Государственной думой признали мы за благо отречься от Престола Государства Российского и сложить с себя верховную власть. Не желая расстаться с любимым сыном, мы передаем наследие наше Великому князю Михаилу Александровичу и благословляем его на вступление на Престол Государства Российского. Заповедуем брату нашему править делами государственными в полном и нерушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том нерушимую присягу. Во имя горячо любимой Родины призываем всех верных сынов Отечества к исполнению своего святого долга перед ним, повиновением царю в тяжелую минуту всенародных испытаний помочь ему вместе с представителями народа вывести Государство Российское на путь победы, благоденствия и славы. Да поможет Господь Бог России. Псков. 2 марта 1917 года, 15 часов. Николай.

Манифест об отречении Михаила Александровича:

Одушевленный единою со всем народом мыслию, что выше всего благо Родины нашей, принял я твердое решение в том лишь случае воспринять Верховную власть, если такова будет воля Великого Народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием, через представителей своих в Учредительном собрании, установить образ правления и новые основные законы Государства Российского.

Посему, призывая благословление Божие, прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному правительству, по почину Государственной думы возникшему и облеченному всею полнотою власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок, на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования, Учредительное собрание своим решением об образе правления выразит волю народа. Михаил. 3 марта 1917 г. Петроград.

Конец

Из дневника Николая II:

3 марта 1917. Пятница. Спал долго и крепко, проснулся далеко за Двинском. День стоял солнечный и морозный. Говорил со своими о вчерашнем дне. Читал много о Юлии Цезаре. В 8. 20 прибыл в Могилев. Все чины штаба были на платформе. Принял Алексеева в вагоне. В 9½ перебрался в дом. Алексеев пришел с последними известиями от Родзянко. Оказывается, Миша отрекся. Его манифест кончается четыреххвосткой для выбора через шесть месяцев Учредительного собрания. Бог знает кто надоумил его написать подобную гадость. В Петрограде беспорядки прекратились, – лишь бы так продолжалось дальше.

4 марта 1917. Суббота….К 12 часам поехал на платформу встречать дорогую мать, прибывшую из Киева. Повез ее к себе и завтракал с нею и с нашими. Долго сидели и разговаривали… К 8 часам поехал к обеду Мама́ и просидел с нею до 11 часов…

8 марта 1917. Среда.…В 10.30 я простился со всеми чинами штаба и управления. Дома прощался с офицерами и казаками конвоя и сводного полка – сердце у меня чуть не разорвалось. В 12 часов приехал к Мама́ в вагон… и остался сидеть с ней до 4.30.

Из дневника вдовствующей императрицы Марии Федоровны:

4 марта 1917….В 12 часов прибыли в Ставку, в Могилев, в страшную стужу и ураган. Дорогой Ники встретил меня на станции… После обеда бедный Ники рассказал обо всех трагических событиях, случившихся за два дня. Сначала пришла телеграмма от Родзянко, в которой говорилось, что он должен взять ситуацию с Думой в свои руки, чтобы поддержать порядок и остановить революцию; затем – чтобы спасти страну – предложил образовать новое правительство и…отречься от престола в пользу своего сына (невероятно!). Но Ники, естественно, не мог расстаться со своим сыном и передал трон Мише! Все генералы телеграфировали ему и советовали то же самое, и он наконец сдался, подписал манифест. Ники был неслыханно спокоен и величествен в этом ужасно унизительном положении. Меня как будто оглушили. Я ничего не могу понять! Возвратилась в 4 часа, разговаривали с Граббе. Он был в отчаянии и плакал. Ники пришел в 8 час. ко мне на ужин. Также был Мордвинов. Бедняга Ники открыл мне свое бедное, кровоточащее сердце, и мы оба плакали.

Из показаний Дмитрия Николаевича Дубенского Чрезвычайной Следственной комиссии Временного правительства:

Это такой фаталист, что я не могу себе представить. Он ко всему всегда ровно, как будто равнодушно относился, сегодня как вчера. Вот маленькая подробность: когда случилось отречение, я был совершенно расстроен, я стоял у окна и просто не мог удержаться от того, чтобы, простите, не заплакать. Все-таки я старый человек. Мимо моего окна идет Государь с Лейхтенбергским, посмотрел на меня весело, кивнул и отдал честь. Это было через полчаса после того, как он послал телеграмму с отречением в ожидании Шульгина. (…) Он отказался от Российского престола просто, как сдал эскадрон. Вот такое у меня было оскорбленное чувство, но когда я его провожал, когда он от матери шел, тут нельзя было быть спокойным. Я поражался, какая у него выдержка. У него одеревенело лицо, он всем кланялся, он протянул мне руку, и я эту руку поцеловал.

Из письма вдовствующей императрицы Марии Федоровны великой княгине Ольге Константиновне:

Сердце переполнено горем и отчаянием. (…) Я благодарна Богу, что была у Ники в эти 5 ужасных дней в Могилеве, когда он был так одинок и покинут всеми… Он был как настоящий мученик, склонившийся перед неотвратимым с огромным достоинством и неслыханным спокойствием. Только дважды, когда мы были одни, он не выдержал, и я одна только знаю, как он страдал и какое отчаяние было в его душе!

Из воспоминаний Джорджа Уильяма Бьюкенена:

Когда весть об отречении впервые достигла дворца, императрица отказалась ей верить и была совершенно ошеломлена, когда великий князь Павел Александрович сказал ей, что это совершившийся факт. Но когда первое оцепенение прошло, то она выказала удивительное достоинство и мужество. «Я теперь только сестра милосердия», – сказала она, и однажды, когда, как казалось, грозило произойти столкновение между восставшими войсками и дворцовой стражей, она вышла вместе с одной из своих дочерей и умоляла офицеров прийти к соглашению с восставшими во избежание кровопролития. Все ее дети находились в постели, будучи больны корью, которая у цесаревича и великой княгини Марии приняла довольно серьезный оборот, так что все ее время уходило на то, чтобы от одного больного переходить к другому.